Как повесть и психология встречаются в терапии: разговор с психологом

Иллюстрация к интервью с психологом: мальчик с книгой у окна, вечерний лес и мягкий атмосферный свет Литературный Дневник
Содержание
  1. Зачем я взял это интервью
  2. БЛОК I. О ЛИЧНОЙ ПОЛЬЗЕ И ПОНИМАНИИ
  3. Когда вы читали мою повесть, что вы узнали обо мне такого, чего не было слышно напрямую на сеансах?
  4. Чем для вас, как для специалиста, ценен этот текст? Помогает ли он вам выстраивать нашу терапию?
  5. Есть ли моменты, которые заставили вас по-новому взглянуть на какую-то проблему или метод работы?
  6. БЛОК II. О ТОМ, КАК ПОВЕСТЬ ПОМОГАЕТ ДРУГИМ ДЕТЯМ
  7. Каким ребятам вы даёте эту повесть и почему именно им?
  8. Что происходит с ребятами после прочтения? О чём они начинают спрашивать или говорить?
  9. Какую главную мысль они выносят из истории?
  10. Используете ли вы повесть как “мостик” для разговора?
  11. БЛОК III. КАКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ ТЕКСТА “РАБОТАЮТ” ЛУЧШЕ ВСЕГО
  12. Какие главы или эпизоды оказывают на ребят самый сильный эффект?
  13. Помогает ли образ Дракоши или метафоры (ветер, толстовка) говорить о сложном?
  14. Видят ли дети себя в Артёме? И что это даёт им?
  15. БЛОК IV. ОБ ЭТИКЕ И МОИХ ЧУВСТВАХ
  16. Мне тревожно, что моя личная история стала чем-то вроде материала для работы. Как вы сохраняете границы между мной как человеком и текстом, которым вы пользуетесь?
  17. Нормально ли, что я чувствую и радость, и уязвимость одновременно?
  18. БЛОК V. БУДУЩЕЕ ТЕКСТА
  19. Может ли повесть помочь кому-то за пределами детского дома? Например, взрослым или приёмным родителям?
  20. Стоит ли что-то добавить или развить в тексте?
  21. БЛОК VI. МОИ ЛИЧНЫЕ ЧУВСТВА
  22. Как я сам теперь отношусь к тому, что моя повесть помогает другим
  23. БЛОК VII. Изменилось ли моё отношение к собственной повести
  24. VIII. Для тех, кто хочет глубже: подборка материалов от психолога
  25. 1. Библиотерапия: как книги помогают детям
  26. 2. Метафора в психотерапии и художественном тексте
  27. 3. Психологическая травма в разные периоды детства
  28. 4. Методические материалы о психической травматизации у детей и подростков
  29. 5. Психологическая травма и подходы к работе с подростками
  30. 6. Trauma-informed подход (травма-информированный подход)
  31. 7. Нарратив, рассказы и «я»-истории в работе с подростками
  32. 8. Child Trauma Toolkit for Educators

Это интервью — о том, как повесть и психология могут работать вместе, помогая детям проживать травму и понимать себя.

Зачем я взял это интервью

Я хочу рассказать, как появился этот разговор с психологом.
Всё началось не с плана и не с идеи — а с момента, который меня самого выбил из равновесия.

Однажды я шёл по коридору и увидел знакомого мальчишку из соседней группы.
Он сидел с распечатанным текстом и… плакал.
Мы подошли его успокоить — у нас так принято.
И только потом я заметил: он держит в руках мою собственную повесть.

Он читал её в слезах.

Я даже сначала не понял, что это мой текст.
Поверил только тогда, когда увидел знакомые строки и услышал, как он кому-то отвечает:
«Мне она нужна. Даже психолог сказал читать… она хорошая».

У меня в тот момент горели уши, сердце колотилось, и я вообще не понимал, что происходит.
Почему?
Зачем люди читают то, что им больно?
Что они в этом находят?
Почему психолог — взрослый человек! — отдаёт мою повесть ребятам в руки?

Я тогда прошёл мимо, не стал ничего спрашивать.
Но потом увидел распечатку у другого мальчишки.
А потом — кто-то читал с сайта.

И во мне появился вопрос, который не давал покоя:
что психолог видит в моём тексте такого, чего не вижу я сам?

Так и родилась идея взять интервью — анонимно, чтобы никто из наших не узнавал ни его, ни меня.
Мне хотелось понять, почему история, написанная мной от души и для себя, вдруг оказалась важной для других.

Этот пост — результат этого разговора.


БЛОК I. О ЛИЧНОЙ ПОЛЬЗЕ И ПОНИМАНИИ

Когда вы читали мою повесть, что вы узнали обо мне такого, чего не было слышно напрямую на сеансах?

Когда я читал повесть, я увидел не просто историю мальчика — я увидел твою внутреннюю карту мира.
На сессиях ты говоришь честно, но осторожно, выбираешь слова, следишь за собой.
А в тексте у тебя нет такого барьера: там ты позволил себе говорить языком образов и переживаний.

Через повесть я лучше увидел динамику твоих эмоций:
как ты реагируешь, где у тебя поднимается тревога, где появляются защитные механизмы, как ты успокаиваешь себя.
И главное — насколько глубоко ты умеешь анализировать то, что происходит внутри.


Чем для вас, как для специалиста, ценен этот текст? Помогает ли он вам выстраивать нашу терапию?

Да, очень помогает.
Повесть — это не просто художественное произведение, это твой внутренний монолог, оформленный в безопасной форме.

Когда я читаю её, я вижу связи, которые в разговоре могут быть неочевидными:
где появляется вина, где ты берёшь на себя ответственность за чужие эмоции, где боишься «быть лишним», где хочешь тепла, но запрещаешь себе просить.

Текст позволяет мне точнее понимать, что тебя тревожит,
и быстрее находить те точки, от которых можно строить терапию.


Есть ли моменты, которые заставили вас по-новому взглянуть на какую-то проблему или метод работы?

Да.
Твоя метафоричность оказалась мощнее, чем я ожидал.
Я увидел, насколько эффективно работает образный язык, когда речь идёт о детской травме.

Ты пишешь не «мне было страшно», а создаёшь сцену, в которой страх виден, слышен, трогается руками.
И я понял, что для многих ребят такой формат — лучший путь говорить о своём.

После твоей повести я стал чаще использовать метафоры в работе,
особенно когда ребёнок не готов говорить прямо.


Его ответы дали мне увидеть, как часто повесть и психология могут дополнять друг друга.


БЛОК II. О ТОМ, КАК ПОВЕСТЬ ПОМОГАЕТ ДРУГИМ ДЕТЯМ

Каким ребятам вы даёте эту повесть и почему именно им?

Тем, кто переживает похожие чувства:
тревогу, одиночество, невидимость, чувство вины, страх быть плохим.

Я даю её тем, кто не может найти слова, чтобы рассказать о своей боли.
Они читают твою историю — и у них появляется язык, чтобы говорить о собственной.


Что происходит с ребятами после прочтения? О чём они начинают спрашивать или говорить?

Они начинают говорить о себе.
Не о тебе, не о сюжете — а о своих ранах, страхах, воспоминаниях.

Повесть даёт им право на чувства.
После чтения многие говорят:

— «Оказывается, я не один такой».
— «Я думал, что так чувствую только я».
— «Теперь понимаю, что это нормально — переживать».

Ты даёшь им возможность перестать стыдиться своих эмоций.


Какую главную мысль они выносят из истории?

Три главные:

  1. «Со мной всё в порядке — просто мне было больно»
  2. «Я имею право на заботу»
  3. «Мою боль можно назвать, и тогда она уменьшается»

И знаешь, это огромная терапевтическая работа — сделать ребёнку возможным почувствовать безопасность и признать право на свои чувства.


Используете ли вы повесть как “мостик” для разговора?

Да.
Для многих ребят говорить напрямую слишком трудно.
Но когда они говорят «в той главе он…»,
они на самом деле говорят о себе.

Повесть становится промежуточным мостом, по которому они переходят к собственным чувствам,
не чувствуя угрозы или стыда.


БЛОК III. КАКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ ТЕКСТА “РАБОТАЮТ” ЛУЧШЕ ВСЕГО

Какие главы или эпизоды оказывают на ребят самый сильный эффект?

  1. Сцена у пекарни (срыв) — дети узнают в этом момент, когда эмоции становятся сильнее человека.
  2. Отношения с Денисом — болезненное, но очень правильное отражение сложности дружбы и зависимости.
  3. Ночной разговор с дядей Мишей — это про доверие, которого многим не хватает.
  4. Глава с собакой — идеальный пример того, что страх ребёнка — настоящая эмоция, а не “глупость”.

Эти сцены помогают детям увидеть:
их реакции нормальные.
И что они не одни.


Помогает ли образ Дракоши или метафоры (ветер, толстовка) говорить о сложном?

Очень.
Метафоры — это безопасный способ сказать о том, что иначе ребёнок скрывает.

«Дракоша»
позволяет детям говорить о гневе, страхе, импульсах — не чувствуя себя плохими.

«Толстовка»
— это образ защиты. Почти у каждого ребёнка есть своё «укрытие».

«Ветер»
— это твой способ освободиться от тяжёлого. И дети это чувствуют.


Видят ли дети себя в Артёме? И что это даёт им?

Да, очень часто.
Но не в событиях — в эмоциях.

Это даёт им:

  • облегчение (я не один такой),
  • надежду (раз Артём справляется — и я могу),
  • и язык, чтобы объяснить своё состояние взрослым.

БЛОК IV. ОБ ЭТИКЕ И МОИХ ЧУВСТВАХ

Мне тревожно, что моя личная история стала чем-то вроде материала для работы. Как вы сохраняете границы между мной как человеком и текстом, которым вы пользуетесь?

Когда я использую твою повесть, я делаю это очень аккуратно и ответственно.
Я понимаю, что за текстом стоит живой человек — и не просто человек, а тот, с кем я работаю.

И всё же есть важный момент:
когда дети читают историю, они читают повесть, а не «тебя».
Они не знают автора, не связывают текст с конкретным именем, и это правильно.

Как я обычно отвечаю им, если кто-то спрашивает:
«Кто знает, кто такой Артёмка Клён, верно?»
И на этом разговор заканчивается — им важна история, а не автор.

Я не раскрываю твою личность, не называю твоё имя и не обсуждаю твой текст как “дело”.
Для меня он не «пример из практики», а инструмент, который помогает тем, кто тоже ищет слова для своих чувств.

Твои границы при этом остаются целыми:
повесть живёт своей жизнью, а ты — своей, и я строго развожу эти две реальности.


Нормально ли, что я чувствую и радость, и уязвимость одновременно?

Это абсолютно нормально.
Ты делишься чем-то очень личным — и видишь, как это влияет на других.
Естественно испытывать смешанные чувства:

  • гордость,
  • тревогу,
  • нежность,
  • страх быть увиденным слишком глубоко.

Это человечески.


БЛОК V. БУДУЩЕЕ ТЕКСТА

Может ли повесть помочь кому-то за пределами детского дома? Например, взрослым или приёмным родителям?

Да.
Я уверен, что взрослым эта повесть нужна не меньше, чем детям.
Особенно приёмным родителям:
она показывает как изнутри переживаются страх, вина, стыд, привязанность, чувства покинутости.

Для многих взрослых эта повесть станет окном в то, что они никогда не видели.


Стоит ли что-то добавить или развить в тексте?

С профессиональной точки зрения — нет.
Повесть ценна именно своей честностью и естественным ходом событий.
Если добавлять, то только тогда, когда у тебя внутри действительно появится необходимость.


БЛОК VI. МОИ ЛИЧНЫЕ ЧУВСТВА

Как я сам теперь отношусь к тому, что моя повесть помогает другим

Если честно, я долго не знал, как относиться к тому, что моя повесть помогает другим детям.
Иногда я чувствую гордость.
Иногда — растерянность.
Иногда — уязвимость, потому что в ней много моего личного, настоящего.

Но после разговора с психологом я понял важную вещь:

ребята читают не “меня”, они читают то, что помогает им понять самих себя.

И это неожиданно успокаивает.
Повесть перестаёт быть только моей историей и становится чем-то нужным —
и при этом мои границы остаются на месте.

И знаете…
У меня ведь тоже была такая книга.
Та, которая держала меня на плаву, когда казалось, что всё слишком тяжело.
Для меня это была «Игра Эндера».
Я читал её и видел там не сюжет — а себя, свои страхи, свою силу и своё одиночество.
Эта книга помогала мне дышать, когда не хватало воздуха.

И, наверное, поэтому мне особенно странно и удивительно осознавать, что теперь кто-то читает мою повесть так же — как когда-то я читал Эндера.

Да, во мне всё ещё живут смешанные эмоции.
Но теперь я знаю: это нормально.
Когда твоё слово живёт отдельно от тебя, оно может делать то, чего ты сам даже не заметил.

И если оно помогает кому-то пройти через собственную боль —
я рад, что написал её.


БЛОК VII. Изменилось ли моё отношение к собственной повести

Знаете, я долго думал: добавлять ли этот блок или нет.
Почему?
Потому что здесь у меня есть только два варианта — сказать честно или не говорить вовсе.

А у каждого решения есть последствия.
И ответственность за них несёт тот, кто это решение принял —
(спасибо «Игре Эндера»: этот вывод я вынес именно оттуда).

И у этого решения тоже будут последствия.
И ответственность за него — передо мной самим, что, пожалуй, самое сложное.

Поэтому я говорю честно.

Да, моё отношение к повести изменилось.

Раньше я позволял себе некоторые художественные приёмы — где-то добавить образ ярче, где-то усилить метафору, где-то позволить эмоции звучать чуть художественнее.
Это нормально: текст жил как литература.

Страх, обида, одиночество, растерянность, желание быть нужным, попытки понять взрослых —
всё это передано максимально аутентично, вот прям на 100%.

Я не «усиливал» свои переживания ради драматизма.
Не придумывал боли, которой не было.
Не делал себя хрупче или сильнее, чем я был.

Художественные приёмчики были вокруг эмоций,
но не вместо них и не вместо правды.

И теперь, когда я понимаю, что эту честность другие дети используют как зеркало —
мне хочется писать ещё чище.
Ещё бережнее.
Ещё точнее к себе.

Не потому что «надо» или «теперь я обязан».
Нет.
А потому что я сам захотел поднять планку для себя.

Это стало для меня вызовом — непростым, но очень интересным.
И я этот вызов принял.


VIII. Для тех, кто хочет глубже: подборка материалов от психолога

И этот блок — важный.

Не я его составлял, а наш психолог.
Он сказал, что если этот пост будут читать взрослые — педагоги, приёмные родители, специалисты —
им может быть мало одной истории и даже мало интервью.

Им нужны авторитетные источники, исследования и статьи, которые рассказывают,
как художественные тексты действительно работают с пережившей травму психикой.

Поэтому он дал подборку материалов, которые можно почитать,
если хочется узнать глубже, почему повесть может стать опорой,
как дети воспринимают метафоры
и почему истории помогают им говорить о собственных чувствах.

Вот его рекомендации с комментариями:

1. Библиотерапия: как книги помогают детям

Использование метода библиотерапии в психологической работе с детьми с ограниченными возможностями здоровья
Авторы описывают, как специально подобранные тексты помогают детям проживать эмоции, идентифицироваться с героями и находить язык для своих переживаний.

🔗 https://elar.urfu.ru/bitstream/10995/72130/1/978-5-7996-2613-6_2019_005.pdf


2. Метафора в психотерапии и художественном тексте

«Метафора в психотерапевтическом дискурсе, интегрированном в художественный текст»
Статья разбирает, как метафоры в литературе (такие как Дракоша, ветер, одежда-укрытие и пр.) работают как инструмент психотерапии — помогают говорить о том, о чём прямо сказать страшно.

🔗 https://scipress.ru/philology/articles/metafora-v-psikhoterapevticheskom-diskurse-integrirovannom-v-khudozhestvennyj-tekst.html


3. Психологическая травма в разные периоды детства

«Психологическая травма в разные периоды детства»
Научная статья о том, как травма проявляется у детей разных возрастов, как меняются реакции, и почему детский опыт так влияет на дальнейшее развитие.

🔗 https://psyjournals.ru/journals/ssc/archive/2025_n2/Kochetova_Klimakova_Emelianova


4. Методические материалы о психической травматизации у детей и подростков

«Психическая травматизация у детей и подростков» — методические материалы ФГБУ «НМИЦ им. В.А. Алмазова» Минздрава России
Официальный документ для обучения специалистов: описывает виды травматизации, проявления, подходы к помощи.

📄 PDF Скачать: Психическая травматизация у детей и подростков


5. Психологическая травма и подходы к работе с подростками

Психологическая травма в разные периоды детства (Социальные науки и детство)
(если хотите акцент именно на детстве и подростковом возрасте — очень по теме).

🔗 https://psyjournals.ru/journals/ssc/archive/2025_n2/Kochetova_Klimakova_Emelianova


6. Trauma-informed подход (травма-информированный подход)

Для тех, кто читает по-английски, психолог отдельно рекомендовал материалы по trauma-informed подходу — это базовый принцип работы с детьми, пережившими травму:

Trauma-Informed Approach for Youth Across Service Sectors (AIR)
(подробное руководство для служб, работающих с подростками)

📄 PDF Скачать: Trauma-Informed Approach for Youth Across Service Sectors

National Center for Relational Health and Trauma-Informed Care (AAP)
Страница Американской академии педиатрии о травма-информированном подходе в работе с детьми и семьями.

🔗 https://www.aap.org/en/patient-care/national-center-for-relational-health-and-trauma-informed-care/


7. Нарратив, рассказы и «я»-истории в работе с подростками

Эльфимова Н.В. «Нарратив как психотехническое средство в работе с личностной суверенностью подростка»
Статья о том, как рассказы и создание собственных нарративов помогают подростку выстраивать границы, идентичность и справляться с трудными переживаниями.

🔗 https://psyjournals.ru/journals/cpp/archive/2018_n2/Elfimova

«Нарративы о независимости и волевом функционировании: от подросткового возраста к становящейся взрослости» (Cyberleninka)
Разбор того, как подростки и молодые взрослые описывают свою самостоятельность и волю через личные истории — в том числе травматического опыта.

🔗 https://cyberleninka.ru/article/n/narrativy-o-nezavisimosti-i-volevom-funktsionirovanii-ot-podrostkovogo-vozrasta-k-stanovyascheysya-vzroslosti


8. Child Trauma Toolkit for Educators

Child Trauma Toolkit for Educators (NCTSN)
Подробный англоязычный набор материалов для учителей и специалистов о том, как распознавать и учитывать детскую травму в образовательной среде.

📄 PDF Скачать: Child Trauma Toolkit for Educators (NCTSN)

Артёмка Клён

Всем привет! Я Артёмка, мне нравится писать! Я обожаю выдумывать и создавать. Не важно как: проза или стихи. Главное, писать!

Оцените автора
Добавить комментарий